Победитель прошлогоднего фестиваля «Дух огня» Шахрам Эбрахими — о том, почему кино напоминает симфонию, в чем особенностях работы с иранскими актрисами и как сделать так, чтобы зритель сотрудничал с режиссером.
В 2023 году главный приз Международного фестиваля кинодебютов «Дух огня» — награду «Золотая тайга» — получил фильм «Параллакс» иранского режиссера Шахрама Эбрахими. 11 марта показ киноленты состоялся в Москве в кинотеатре «Октябрь». Картина рассказывает о конфликте в творческой семье: актриса Махрох готовится к своим первым съемкам, а ее муж Кайван пытается этому помешать. О противостоянии старого и нового, споре традиционных представлений о семье в Иране, своем отношении к иранской школе кино и экспериментах с формой Шахрам Эбрахими рассказал в интервью председателю отборочной комиссии кинофестиваля «Дух Огня» Петру Шепотиннику и кинокритику Асе Колодижнер.
— В титрах написано, что картина отчасти основана на реальных событиях. В какой степени вы отталкивались от реальности, в какой — от вымысла?
— Если бы я сам пытался это четко разделить, то, наверное, просто снял бы фильм классического типа, в котором велось бы прямое, понятное, очевидное повествование. Здесь же я не разделял правду и вымысел: я узнал, что в реальности случилось такое несчастье, что на празднике, на дне рождения подожгли женщину, именинницу, она оказалась в критической ситуации. На этой основе Хасан Аттарха написал сценарий, который имел достаточно классическую форму: начало, кульминация, финал. Но, прочитав его, я понял, что если не привнесу что-то свое, это не будет моя индивидуальная работа, она будет похожа на фильмы других режиссеров. И здесь я искал эссенцию, искал саму суть между нарративом и музыкой. Я искал вдохновение в симфонии. Думаю, я его смог найти, и именно поэтому история оказалась вот такой.
— Когда вы сравниваете фильм с симфонией, вы имеете в виду что-то конкретное, связанное со стилем и композицией? Ведь у симфонии должно быть три или четыре части.
— Да, верно, симфония — это трехчастная структура, и этот принцип я старался соблюдать и в фильме. Каждая часть начинается в какой-то конкретный момент, но не всегда четко заканчивается: первые две части не находят своего логического завершения. Зритель как бы входит в историю, но не понимает ее сути до конца. В этом и был замысел. То есть, начинается первая часть, я знакомлю зрителя с главными героями, но в самый неожиданный момент эта часть прерывается, начинается следующая. Снова зритель знакомится уже с новым кругом героев. Да, поначалу это сложно для зрителя, но постепенно он уже входит и во вторую часть повествования. И в третьем сегменте весь этот нарратив собирается воедино. Герои становятся частью целого. И это сочетание, по моей задумке, и должно передать главный замысел фильма.
— Вы не боялись, что такая композиция окажется слишком сложной для зрителя?
— Я получил образование в сфере драматургии и подходил к созданию фильма из тех критериев, которые существуют в театральном искусстве. Да, действительно, картины такой структуры сложны не только для производства, для создания, но и для восприятия зрителем. Потому что зритель каждый момент фильма должен участвовать, сотрудничать с создателем. Я не хотел бы и не готов давать готовую пищу для размышления зрителю и хочу, чтобы он принимал участие в том, что происходит.
— У современного иранского кино богатые традиции, но, кажется, «Параллакс» не укладывается ни в одну из них, он вообще не похож на иранский мейнстрим. А вы сами относите его к какой-либо традиции?
— Конечно, есть разные традиции, как и активное общение между режиссерами, представляющими разные школы и группы. Да, мы знакомимся с работами друг друга, обсуждаем их, дискутируем на разные темы. «Параллакс» тоже вызвал много дискуссий среди коллег, у фильма было и много сторонников, и много критиков. Первые говорили, что да, это необычная форма, необычная подача, и что если оставлять прямой, очевидный нарратив, то он не будет отличаться от множества фильмов, которые создаются сейчас иранской киноиндустрией. Но были и те, кто говорил, что картина слишком новаторская с точки зрения формы, подачи, технологий, и мир не ждет этих новшеств от Востока. Он ждет классического развития истории.
— Как иранский режиссер работает с иранской актрисой? Взаимоотношения между мужчиной и женщиной в вашей стране не совсем такие, как принято в Европе. Наверное, это сказывается и на манере работы на площадке?
— Я считаю, что актер или, как в данном случае, актриса — создатель собственной роли. Он или она инженер, а режиссер выступает скорее архитектором, который собирает конечную картинку. И поэтому их совместная работа — не конфликт, не конкуренция, а открытое, искреннее сотрудничество. Конечно, случаются и противоречия, и споры, но не бывает грубости или жестокости.
— Но если, например, актриса замужняя, вы должны договариваться с ее семьей о каких-то особых правилах поведения на площадке?
— Нет, сейчас нет таких ограничений. Возможно, они существовали когда-то в театре, или в кино в ту эпоху, когда киноиндустрия в Иране только зарождалась, но сейчас нет. Понятно, что есть религиозные установки, которые влияют на правила поведения на государственном уровне, но это не ограничения со стороны семьи или близкого окружения. Женщины свободны в выборе профессии и работы. А сюжет моего фильма связан не с ограничениями социального порядка, а с более личными мотивами: мы видим обратную сторону любви мужа к жене, когда он не готов делить с кем-либо даже ее изображение. Здесь есть и экономические мотивы, потому что семья главных героев и их зятя находятся на разных уровнях обеспеченности, и это тоже влияет на их отношения.
— Кого из иранских режиссеров вы считаете своим единомышленником или учителем?
— Очень многих. Но, безусловно, среди коллег для меня наиболее дороги Аббас Киаростами, Джафар Панахи, Асгар Фархади. Но вспомните — Михаил Чехов, создавший систему актерского мастерства, был учеником Станиславского, но при этом искал собственный путь творческой реализации. И я тоже ищу свой путь, пытаюсь экспериментировать с формой, изображением, сделать так, чтобы зрителю было непросто меня понять. Хочу, чтобы он напрягался и задавал вопросы. Будучи иранским режиссером, я хочу использовать весь инструментарий, который есть в иранской киноиндустрии, чтобы найти новую необычную форму.
— Спасибо. Всегда рады видеть вас в Ханты-Мансийске!
— Для меня большая честь принимать участие в «Духе огня», иметь возможность показать себя, свою работу. Мне интересно гостить в вашем городе, в стране, которая всегда ломает каноны, шаблоны, и тоже быть частью похожего процесса в искусстве.